Неточные совпадения
—
Ну, ты! следователь!..
Ну, да
черт с
вами со всеми! — отрезал Разумихин и вдруг, рассмеявшись сам, с повеселевшим лицом, как ни в чем не бывало, подошел
к Порфирию Петровичу.
— Говорил? Забыл. Но тогда я не мог говорить утвердительно, потому даже невесты еще не видал; я только намеревался.
Ну, а теперь у меня уж есть невеста, и дело сделано, и если бы только не дела, неотлагательные, то я бы непременно
вас взял и сейчас
к ним повез, — потому я вашего совета хочу спросить. Эх,
черт! Всего десять минут остается. Видите, смотрите на часы; а впрочем, я
вам расскажу, потому это интересная вещица, моя женитьба-то, в своем то есть роде, — куда
вы? Опять уходить?
— Не верю, — крикнул Бердников. — Зачем же
вы при ней,
ну? Не знаете, скрывает она от
вас эту сделку? Узнайте!
Вы — не маленький. Я
вам карьеру сделаю. Не дурачьтесь.
К черту Пилатову чистоплотность!
Вы же видите: жизнь идет от плохого
к худшему. Что
вы можете сделать против этого,
вы?
— А
вы все рисуетесь в жизни и рисуете жизнь! — ядовито отвечал Волохов. —
Ну, на кой
черт мне ваша благодарность? Разве я для нее или для кого-нибудь пришел
к Козлову, а не для него самого?
—
Ну, господа, теперь ваш, ваш вполне. И… если б только не все эти мелочи, то мы бы сейчас же и сговорились. Я опять про мелочи. Я ваш, господа, но, клянусь, нужно взаимное доверие — ваше ко мне и мое
к вам, — иначе мы никогда не покончим. Для
вас же говорю.
К делу, господа,
к делу, и, главное, не ройтесь
вы так в душе моей, не терзайте ее пустяками, а спрашивайте одно только дело и факты, и я
вас сейчас же удовлетворю. А мелочи
к черту!
— Чего ты? Я пошутил! — вскрикнул Митя, — фу,
черт! Вот они все таковы, — обратился он
к Алеше, кивая на быстро уходившего Ракитина, — то все сидел, смеялся и весел был, а тут вдруг и вскипел! Тебе даже и головой не кивнул, совсем, что ли,
вы рассорились? Что ты так поздно? Я тебя не то что ждал, а жаждал все утро.
Ну да ничего! Наверстаем.
—
Ну вот, так я испугался вашего проклятия! И кто в том виноват, что
вы восьмой день как помешанный? Восьмой день, видите, я по числам знаю… Смотрите, не доведите меня до
черты; всё скажу…
Вы зачем
к Епанчиным вчера потащились? Еще стариком называется, седые волосы, отец семейства! Хорош!
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а
к моим преимущественно, потому что я,
черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, —
ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве
вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
— Постой-ка, поди сюда, чертова перечница… Небось побежишь
к жидишкам? А? Векселя писать? Эх ты, дура, дура, дурья ты голова…
Ну, уж нб тебе, дьявол тебе в печень. Одна, две… раз, две, три, четыре… Триста. Больше не могу. Отдашь, когда сможешь. Фу,
черт, что за гадость
вы делаете, капитан! — заорал полковник, возвышая голос по восходящей гамме. — Не смейте никогда этого делать! Это низость!.. Однако марш, марш, марш!
К черту-с,
к черту-с. Мое почтение-с!..
—
Ну,
к черту Невский! Неужели он
вам не надоел? Сядемте теперь.
Ну, это всё, однако же,
к черту, а я
вам пришел сказать одну серьезную вещь, и хорошо, что
вы этого трубочиста вашего выслали.
—
Ну разумеется, не терять же вещи, — поднял
к его лицу фонарь Петр Степанович. — Но ведь вчера все условились, что взаправду принимать не надо. Пусть он укажет только
вам точку, где у него тут зарыто; потом сами выроем. Я знаю, что это где-то в десяти шагах от какого-то угла этого грота… Но
черт возьми, как же
вы это забыли, Липутин? Условлено, что
вы встретите его один, а уже потом выйдем мы… Странно, что
вы спрашиваете, или
вы только так?
—
Ну так знайте, что он в последний раз в жизни пил водку. Рекомендую запомнить для дальнейших соображений. А теперь убирайтесь
к черту,
вы до завтра не нужны… Но смотрите у меня: не глупить!
— Я ему все, как ты учила, сказал: «Есть, мол, нечего… Матушка больна… Помирает…» Говорю: «Как папа место найдет, так отблагодарит
вас, Савелий Петрович, ей-богу, отблагодарит».
Ну, а в это время звонок как зазвонит, как зазвонит, а он нам и говорит: «Убирайтесь скорее отсюда
к черту! Чтобы духу вашего здесь не было!..» А Володьку даже по затылку ударил.
— Вот
вы говорите одно, а думаете другое: пропьет старый
черт. Так?
Ну, да не в этом дело-с… Все равно пропью, а потом зубы на полку.
К вам же приду двугривенный на похмелье просить… хе-е!.. Дадите?
— Да
чёрт с
вами, — я и без
вас знаю, что следят,
ну? Что, — дела плохо идут? Думал меня подкупить да из-за моей спины предавать людей? Эх ты, подлец!.. Или хотел совести своей милостыню подать? Иди ты
к чёрту, иди, а то в рожу дам!
Лебедев (вспылив). Тьфу! Все
вы то сделаете, что я себя ножом пырну или человека зарежу! Та день-деньской рёвма-ревет, зудит, пилит, копейки считает, а эта, умная, гуманная,
черт подери, эмансипированная, не может понять родного отца! Я оскорбляю слух! Да ведь прежде чем прийти сюда оскорблять твой слух, меня там (указывает на дверь) на куски резали, четвертовали. Не может она понять! Голову вскружили и с толку сбили…
ну вас! (Идет
к двери и останавливается.) Не нравится мне, всё мне в
вас не нравится!
Шабельский. Хороша искренность! Подходит вчера ко мне вечером и ни с того ни с сего: «
Вы, граф, мне глубоко несимпатичны!» Покорнейше благодарю! И все это не просто, а с тенденцией: и голос дрожит, и глаза горят, и поджилки трясутся…
Черт бы побрал эту деревянную искренность!
Ну, я противен ему, гадок, это естественно… я и сам сознаю, но
к чему говорить это в лицо? Я дрянной человек, но ведь у меня, как бы то ни было, седые волосы… Бездарная, безжалостная честность!
Ну, успокоишься, то есть не успокоишься, а скажешь себе:"
Ну вас к чертям! распинайте!"
—
Ну, брат! — сказал Ижорской, когда Рославлев сел на лошадь, — смотри держись крепче: конь черкесской, настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так со всяким
чертом сладишь. Ей, Шурлов! кинь гончих вон в тот остров; а
вы, дурачье, ступайте на все лазы; ты, Заливной, стань у той перемычки, что
к песочному оврагу. Да чур не зевать! Поставьте прямо на нас милого дружка, чтобы было чем потешить приезжего гостя.
— Нет-с, ошибаетесь!.. Совершенно ошибаетесь, — возразил он, едва приходя в себя от трепки, которую задал ему его расходившийся катар. — Госпожа эта, напротив… когда он написал потом ко мне… О те,
черт поганый, уняться не может! — воскликнул Грохов, относя слова эти
к начавшему снова бить его кашлю. — И когда я передал ему вашу записку… что
вы там желаете получить от него лавки, капитала пятьдесят тысяч…
Ну те, дьявол, как мучит!.. — заключил Грохов, продолжая кашлять.
— Там! — ответил Колесников, придвигая стакан чаю. —
Вы, того-этого, предложили убить нашего Телепнева, а наши-то взяли и отказались. Я тогда же из комитета и вышел: «
Ну вас, говорю,
к черту, дураки! Как же так не разобрать, какой человек может, говорю, а какой не может?» Только они это врали, они просто струсили.
—
Ну, душка, извини, — говорил Масуров, подходя
к жене, — счастие сначала ужас как везло, а под конец как будто бы какой
черт ему нашептывал: каждую карту брал, седая крыса. Ты не поверишь: в четверть часа очистил всего, как липку; предлагал было на вексель: «Я вижу, говорит,
вы человек благородный».
—
Ну, душка, — говорил, унявшись, Масуров и обращаясь
к жене, — вели-ка нам подать закусить, знаешь, этого швейцарского сырку да хереску.
Вы, братец, извините меня, что я ушел; страстишка! Нельзя: старый, знаете, коннозаводчик. Да,
черт возьми! Славный был у меня завод! Как
вам покажется, Павел Васильич? После батюшки мне досталось одних маток две тысячи.
— Я могу убраться
к черту-с, но сперва мы выпьем!
Вы сказали, что не хотите пить именно со мной;
ну, а я хочу, чтобы
вы именно со мной-то и выпили!
— А может быть, у
вас нет времени? Заняты другой работой? Тогда — и
ну их
к черту, эти воспоминания. Всего не перепишешь, что было. Как говорится: жизнь пережить — не поле перейти. Что? Не правду я говорю? Ха-ха-ха!
—
Ну, это дудки, — хладнокровно проговорил Чесноков, направляясь прямо
к благочестивому старцу. — Эй,
вы,
черт вас возьми совсем! Это
вы что же делаете?
—
Вам небрежность, а для меня это
черт знает чем пахнет.
Ну, да ладно, на первый раз прощается. Слышали? — строго обратился он
к фельдшеру и прислуге. — Сейчас же затворить все двери! — Он громко рассмеялся: — А то мы с вашим доктором моментально удерем в «Вавилон»!
Рябинин.
Ну, — всё равно! Он предложил мне пристрелить попа. Спрашиваю: зачем? Для возбуждения храбрости, говорит. Вот, — свинья! Для возбуждения храбрости, идиот!
Вы его отшейте, нам таких — не надо! Обязательно —
к чёрту!
К эсерам…
Ну, я готов на чердак… (Уходит с Глафирой.)
Глуховцев. А
ну вас всех
к черту! (Идет
к Ольге Николаевне.)
— Да что «ну-с»… «Ну-с» по-немецки значит орех! А я нахожу, что все это глупость! Какая тут дуэль? По-моему, просто: коли повздорили друг с другом,
ну возьми друг друга да и потузи сколько душе твоей угодно!.. Кто поколотил, тот, значит, и прав!.. А то что такое дуэль, я
вас спрашиваю? Средневековый, феодально-аристократический обычай!
Ну, и
к черту бы его!.. Но в этом в Подвиляньском все-таки этот гонор еще шляхетский сидит, традиции, знаете, и прочее… Так вот, угодно, что ли,
вам драться?
— А,
чёрт вас возьми! Поймите же, наконец, что
вы столько же смыслите в пении и музыке, как я в китоловстве! Я с
вами говорю, рыжая! Растолкуйте ей, что там не «фа диэз», а просто «фа»! Поучите этого неуча нотам!
Ну, пойте одна! Начинайте! Вторая скрипка, убирайтесь
вы к чёрту с вашим неподмазанным смычком!
—
Ну,
черт с нею! — сказал Андрей Иванович. — Еще разговаривать об ней! Плюньте
вы на нее! — обратился он
к чиновнику. — Выпьем лучше с
вами! А?
—
Ну вас всех
к черту! — закричал я, отходя в угол вагона. — Зачем
вы меня позвали?
—
Ну так,
чёрт вас возьми, я пойду
к ней! Я… я не хуже какого-нибудь правоведа или бабы доктора. Пойду!
— Нет,
черт возьми!
Вы все не правы.
Ну, что это за наказание? Оно придает ему лишь желание еще раз провиниться, а по-моему — отослать его
к конюху и познакомить его с кнутом, а потом посмотреть: будет ли он таким приверженцем вашего дома, как говорит. Поверьте, это лучшая проба.
—
Ну, какие
к черту товарищи! Интеллигентка, дворяночка. Деликатности всякие. И идеология наносная. Непрочно все это у
вас, не верю я
вам.
— Нет,
черт возьми!
Вы все не правы.
Ну, что это за наказание? Оно придает ему лишь желание еще раз провиниться, а по-моему — отослать его
к конюху и познакомить спину его с кнутом, а потом посмотреть: будет ли он таким приверженцем вашего дома, как говорит. Поверьте, это лучшая проба.